Дезертир

*вымышленный рассказ, в основе которого история, имевшая место в 1915-16гг.

— Ох, Настька! Гляди, какая! — охнули бабы, завидев молодую женщину, которая проплывала невдалеке, гордо подняв голову. На ней была новая блузка и юбка чудного покроя. На голове красовалась шляпка, как у купеческой дочки.

— Ишь, вырядилась! Прынцесса, да и только! — хмыкнула Фёкла, толстая баба в длинном выцветшем платье, прикрывающем больные, опухшие ноги.

Настасья и впрямь выглядела необычно. А всё потому, что её муж, Васька Полевой, вернулся домой настоящим богачом. Был ведь, самая что ни на есть беднота, очистки картофельные жрал, а гляди-ка, в люди выбился.

Уходил на фронт простым солдатом, а вернулся поручиком, да при деньгах. Правда и расплата за то была. Василий был ранен и явился домой с закрытым наполовину лицом. Никому он его не показывал целиком, даже жене, говорил, мол, обезображено. И речь оттого стала не всегда понятной, словно он каши в рот набрал.

Ел Василий за шторкой, отвернувшись к стенке, и часть еды падала на земляной пол. Поначалу Настасье было жутко и неприятно, но после привыкла.

Больше Василий не целовал жену. Он гладил, ласкал и любил Настасью, как прежде, но как только рука её тянулась к его повязке, злился и уходил. И Настя оставила попытки увидеть его лицо.

Про богатство своё он объяснял так: спас, мол, самого генерала Брусилова, за что ему жаловали чин и дали денег, которые он теперь, не скупясь, тратил в городе на платья для любимой жены. Говорят, и пенсия ему полагалась.

Бабы сочувствовали Насте (с таким-то уродом постель делить)! Вдоволь перемыв Полевым кости, и проводив взглядом "поручицу", они поцокали языками да разошлись, позабыв про неё. Все, кроме одной.

Звали ту женщину Дарьей Скотининой. Фамилия досталась ей от мужа, который, к слову, не бедствовал: работал в городе, приказчиком в лавке, и приезжал проведать жену с детьми посреди недели. Скотинин был скуповат, но Дарья знала, как сделать так, чтобы он привозил ей то, что ей хотелось.

Раньше у одной Дарьи было фабричное бельё и даже флакончик духов. Но теперь вот, появилась соперница, Настасья. У той тоже были милые каждому сердцу, но недоступные сокровища — шляпка как у мещанки и юбка по городской моде. Но больше всего Дарью бесила улыбка, с которой Настасья проходила мимо. Кем она себя вообразила?

Долго думала Дарья, как стереть с лица Настасьи эту улыбку, но ничего путного на ум не приходило. И решила она тогда спросить совета у старой грымзы Пантелеихи.

Говорят, что Пантелеиха родилась в семье околоточного надзирателя, и даже была замужем, но в жизни её случилось такое, из-за чего она была вынуждена бежать в деревню и поселиться в одиночестве. Очень может быть, что и имя у неё было ненастоящее.

Старуха разумела грамоте и прятала от посторонних большую амбарную книгу, куда записывала рецепты и заговоры, которые по слухам, нашёптывал ей сам чёрт.

Накинула Дарья платок, дождалась темноты, и побежала кривыми путями до Пантелеихи. В сенях замялась, но старуха учуяв её, закричала:

— Заходи, чего мнёшься!

Дарья открыла дверь и вошла в горницу, освещённую лучиною, где за столом сидела, одетая во всё чёрное, Пантелеиха, и курила длинную, цыганскую трубку.

— Здравствуй, бабушка! — низко поклонилась Дарья, после чего подошла и поставила перед хозяйкой корзинку с гостинцами.

— Ишь ты, "бабушка"! — сверкнула глазами та, разглядывая содержимое корзины, — ну, садись, "внученька". За советом ведь пришла.

— За советом, — кивнула Дарья, — я постою, спасибо, бабушка.

— Рассказывай, чтоль, — старуха приготовилась слушать, подперев коричневой рукой щёку и прикрыв глаза.

— А и рассказывать нечего. Хочу, чтобы Настька Полевая перестала улыбаться.

— И всё? — удивлённо открыла глаза старуха.

— Всё, — кивнула Дарья поклонившись в пояс.

— Это очень просто, — Пантелеиха потянулась, — у ей, не так давно муж вернулся? Вот, значится, сделай, как я тебе скажу...

Не прошло и недели, как в деревне появились чужие люди. Скотинина, смотревшая в окно, увидела, как Ваську ведут, и тут же выскочила на дорогу, как научила бабка. Закричала Дарья, руками замахала:

— Не Васька это! Это дезертир! За Ваську себе выдаёт!

— Да что ты такое говоришь, — упрекнули её вышедшие на улицу соседи, — конечно, это наш Василий. Василь Петрович Полевой, как есть.

— Нет! — продолжала верещать Дарья, — отчего он рожу прячет? Оттого, что не Васька это! Дезертир это! Ограбил, поди поручика и всё себе присвоил, и подвиг, и деньги!

Настасья, что шла вровень с мужем возмутилась:

— Как тебе не стыдно, Дарья? Ополоумела?

Она больше не улыбалась, глаза её были заплаканы. Дарья подумала, что хватит с неё пожалуй. Спесь она с Настьки сбила и довольно.

А Пантелеиха мзду свою получила. Так что Дарье решать, как оно дальше пойдёт.

— Али и правда, Васька? — сделав вид, что приглядывается, сказала Дарья, — вроде как похож! А пущай он лицо покажет, тогда может, и совсем станет ясно, что он.

— Не поможет, — гоняя во рту соломинку, сказал один из конвойных, — у нас приказ доставить дезертира куда следует.

— Так он же инвалид! Он за отечество... Покажи им, Вася! — взмолилась жена, но он посмотрел на неё грустно поверх платка и качнул головой. Гордый.

Солдаты продолжали гнать арестованного вперёд, подталкивая его в спину прикладами. А жену, что собралась идти за ним, толкнули в грязь.

Упала Настасья и лежала так долго, пока старики из ближней к тракту избы не подняли её, и не увели к себе, чтобы привести в чувство.

Отпоили её травяным настоем, успокоили, как могли. Поблагодарила их Настя, собралась уходить, а старушка ей шепнула, что мол, Дашка Скотинина донос сочинила, по наущению Пантелеихи.

— За что они нас так ненавидят? — воскликнула Настя, — мы же им ничего плохого не сделали!

— Ну... — развела руками старушка, — кто ж его знает, откуда берутся злые люди! Только не вздумай мстить, Настасьюшка, не то себя погубишь...Светлая у тебя душа. Смирись и доверься Богу.

Поблагодарив добрую старушку, побрела Настасья домой, в опустевшую хату. Села за стол, ничего делать не хочется... стала разбирать мужнины вещи, и нашла часы. Подарок того генерала, которого по слухам спас её Василий. И подумала Настя, что надо ей этого человека найти и просить защиты.

Тем временем послышался тихий стук.

— Кто там? — спросила Настасья, удивившись, кто бы это мог быть в такой поздний час.

— Я это, Настенька, впусти, — послышался из-за двери знакомый голос.

Настя вздрогнула и бросилась отворять засов, как вдруг опустила руку.

— Кто это "я"?

Голос вроде бы принадлежал её мужу, да только после ранения, он потерял возможность говорить чётко. Его речь стало тяжело разобрать, а шёпот из-за двери был не таков.

— Отвори! — продолжал голос, — Настенька, за мной погоня, скорее!

Настя стояла, ни жива ни мертва.

— Ты не мой муж, уходи! — сказала она.

— Отвори, Настя! Они убьют меня! Схорони! — умолял голос.

— Уходи! Кто бы ты ни был, не пущу, — сказала она, сложив руки на груди.

Послышался топот лошадей, потом двое всадников спешились. Настя прислушивалась к их разговору.

— Сюды, кажись побежал, — сказал один.

— Да вон он, держи его, держи! — крикнул другой. Настя прижалась к двери и закрыла глаза. Открыла она их, когда воздух разорвал сухой выстрел. Послышалась возня, стук рассыпавшихся дров из дровника.

— На кой ты на эту падаль пулю тратил, а? Штыком колоть надо было, — раздался недовольный голос, а затем плевок.

— Да шустрый больно, дезертир-то, — оправдывался стрелок.

Услышав слово "дезертир", Настя открыла дверь и увидела, как двое волокут за ноги тело мужчины. Она закричала и бросилась к нему, думая, что это Василий. Но склонившись над убитым, поняла, что не он.

Это был брат младший брат Дарьи, Мишка. До того, как Настя вышла замуж за Василия, Мишка ухаживал за ней, засылал сватов.

— Эх, Миша, — грустно сказала Настя, и закрыла ему раскрытые изумлённо глаза.

— Кто он тебе? Муж? — спросил стрелявший, — коли так, извиняй, бабонька, такой приказ... нонче ловим всех дезертиров. И не церемонимси с ими.

— А куда их, дяденька, везут?

— А в Ромашево, туды всех— и живых, и мертвяков. Там дознаватели, военный трибунал. Всех переписывают.

И они с товарищем продолжили тащить Мишку за ноги.

— Куда вы его?

— Та на телегу, — отозвался другой, — там вже ещё покойнички, с Николаевки!

— А можно мне с вами? Мне очень надо в Ромашево, к дознавателям, — сказала она, сжимая в руке наградные часы, которые, оказывается, держала всё это время в руке.

— Не положено, — отозвался стрелок, — извиняй, бабонька.

— Та пусть себе едет, коли мертвяков не боится, — разрешил второй.

— Спасибо, дяденьки, — поклонилась Настя.

К утру телега, запряжённая единственной кобылой, и сопровождаемая двумя всадниками, допылила до Ромашева. Настя соскочила с телеги чуть раньше, так как соседство с окровавленными телами было невыносимо, она едва терпела и один раз даже потеряла сознание.

Невдалеке неспешно катила свои воды река. Молодая женщина спустилась к ней, выкупалась, смыла с себя покойницкий дух, растёрла между ладоней веточку полыни. Вставало солнце, проснулись птицы, и казалось Насте, что матушка Ока дала ей сил. Одевшись, она поспешила, к раскинутому возле большой избы шатру, где вёлся учёт самовольно покинувших окопы.

Её сразу остановили солдаты. Идти дальше без специального разрешения было нельзя.

— Родненькие, у меня муж, по наговору... поручик, Василий Полевой, его расстрелять могут. Пустите, умоляю! — уговаривала их Настя.

— Пропуск есть? — спросил один, с пшеничными усами и светлыми, смешливыми глазами.

— Какой пропуск? — растерялась она, — пропустите, а?

— Не можно, нужен пропуск! — сжимая винтовку, ответил другой солдат.

— Обожди здесь, я доложу Францу Ивановичу, — пообещал усатый и быстрым шагом направился к избе. Его товарищ хмыкнул.

Вскоре солдат вернулся и проводил Настю в избу. За столом сидел плотный человек, стриженный коротко, по-военному, и изучал лежащие перед ним документы. В углу сидел адьютант и занимался сортировкой почты.

— Садись, говори с чем пришла, — не глядя на неё, сказал Франц Иванович.

— Здравствуйте, — подобрав юбки, она села на краешек стула.

— Ну-с, слушаю, — лупа скользнула по бумаге с дыркой посредине, и он воскликнул с досадой: — эх, чёрт, не прочесть фамилию!

Адъютант подошёл к нему и посмотрев на свет, забрал документ.

— Мой муж попал к вам по ошибке, его оговорили! — сбиваясь, начала Настя.

— Так по ошибке, или оговорили? — Франц Иванович поднял на Настю живые умные глаза, и она сразу почувствовала к нему расположение.

— Оговорили, — она смахнула слезу, — он инвалид, понимаете... он никак не может быть... дезертиром.

— Что за ранение? Рука? Нога? Голубушка, ты и представить себе не можешь, на что готовы иные, чтобы оставить окопы. Самострелы, членовредительство... и если твой муж прострелил себе, скажем, ногу, он всё равно дезертир!

— Он не стрелял в себя! Василий герой, генерала спас. Тот часы на цепочке ему подарил! Вот! — Настя достала и положила перед ним часы.

Франц Иванович поднёс их к глазам, прочёл гравировку на обороте и нахмурился. После чего взял часы и вышел из избы, оставив Настю в обществе секретаря, который обнаруживал своё присутствие тихим шуршанием бумаг и покашливанием.

Вскоре Франц Иванович вернулся с бледным и высоким человеком.

— Вот, утверждает, что её муж получил их в награду за спасение генерала! — сказал он ему, указывая на Настю.

— Как зовут? Откуда? — печально вопросил бледный человек.

— Анастасия Полевая. С Шышловки.

— Я Свиридов, следователь, — коротко отрекомендовался бледный человек, — грамоте обучена?

— Нет, не довелось, — покраснела Настя.

— Стало быть, не знаешь, что на обороте часов написано? — серые глаза Свиридова внимательно следили за ней, отчего ей стало не по себе, словно она эти часы украла.

— А зачем? Муж сказал, что генерал пожаловал, за спасение. И к ним ещё и денег дал.

— Когда вернулся муж?

— С месяц назад, на Ивана Купалу, — честно ответила Настя.

Свиридов и Франц Иванович переглянулись.

— Так-так... Приведите-ка мне этого Полевого. Он ещё у нас?

У Насти забилось сердце. Ощущение скорой беды овладело ею.

Томительно текли минуты ожидания. Наконец, скрипнула дверь и она увидела мужа. Он едва держался на ногах. Поверх грязной, в разводах, повязки лихорадочно блестели глаза.

— Васенька! — бросилась к нему было Настасья, но он отвернулся от неё, и сказал, довольно чисто, словно и не был ранен:

— К чему она здесь? Иди домой, Настя!

— Ну зачем же так? Твоя жена приехала тебя вызволить, привезла часы, что жаловал тебе за спасение генерал! — усмехнувшись, сказал Свиридов, и тотчас лицо его снова стало скучным, — может, хватит ломать комедию, а, Полевой?

Всё ещё думая, что произошло чудовищное недоразумение, Настя рухнула на колени перед Свиридовым:

— Умоляю, не мучайте его! Он и так пострадал на фронте! Это всё злые языки!

— Снимите платок, Полевой. Иначе придётся сделать это силой, — приказал Свиридов и повернулся к Насте — ну, гляди, любуйся, на мужа своего! Смотри лучше, чтоб запомнить, ибо скорее всего, это ваша последняя встреча!

Она подняла на Васю глаза.

— Вася... ты не ранен? Зачем обманул, Вася?

Полевой молчал, уставившись в пол, сжимая грязные кулаки. Наконец посмотрел на жену и ласково сказал:

— Из любви к тебе, Настенька... сначала увидеть тебя хотел, а после бес попутал с поручиком тем, инвалидом. Ему челюсть оторвало почти, он всё время искал, как забыться... что это за жизнь!

— Ты убил его? — ахнула Настя и отступила, чуть не упав.

— Я хотел, чтобы у тебя шляпка была, платье как у француженки... чтобы ты была лучше всех на деревне! — продолжал, как в бреду, Василий.

— Почему ты мне не сказал? — глаза её наполнились слезами, — я.. думала ты страдаешь, и вместе с тобой страдала!

— Собирался сказать, Бог свидетель! — склонил голову Василий, — не успел, вишь!

— Прощевай теперь... не простят тебя, — заплакала Настя, размазывая слёзы по лицу, — ох, беду накликал ты, Васенька!

Франц Иванович смотрел в окно, а на губах Свиридова играла зловещая улыбка. Он кивнул конвойному и тот подошёл к Полевому, чтобы увести.

— Милая моя, кабы я знал, что всё так обернётся! — успел крикнуть Василий, — я просто хотел жить с тобой... видеть тебя счастливой! Потому, что люблю тебя больше жизни! Настенька!

Она закрыла уши и бросилась вон из избы. Не дожидаясь, когда мужа расстреляют, она вернулась в свою деревню. Для всех соседей Василий Полевой пострадал от Дарьиного наговора, и теперь все обсуждали, что и сама Скотинина поплатилась — после того, как её младшего брата, который и оказался дезертиром, застрелили, люди шептались, что то была расплата за лживый донос.

Теперь Мишка с Васькой, а с ними ещё десяток человек покоились в одной яме, под большим безымянным крестом. Все видели в этом руку Провидения.

Настасью все жалели, и только Пантелеиха, завидя её, кричала вслед: "Что, поручица, не перевелись ещё денежки, что Васька за спасение генерала получил"? И хрипло смеялась.

Лютик
Из сети интернет